"Каждый день..." (записки наалешника)

Поднимался с помощью товарищей и с большим трудом. После тщетных попыток совершить обряд утренней гигиены, в пределах видимости возник уже привычный по утрам облик соседа, по обыкновению вставшего за пять минут до завтрака. После таких потрясений в мозгу начала появляться мысль о школе и предшествующих ей завтраке и утомительной поездке, но до этого оставалось еще пять минут и одна шестая мыслительного процесса...

Проходили минуты и сосед по комнате. И вот, собравшись, поспевая за минутами, помчался в столовую. Сзади мчался сосед, поспевающий за мной, а следовательно, и за минутами. Минуты финишировали первыми (остальные призовые места заняли я и сосед соответственно). Времени не хватало, как, собственно, и разнообразия утренних блюд. Так как выбирать не приходилось, драгоценные минуты были сэкономлены. После скудного, но уже вошедшего в привычку завтрака, мне предстоял путь к автобусу, проходящий в непосредственной близости от выхлопной трубы транспортного средства и наполненный встречами с одногруппниками. Но вот одногруппники встречены, труба пройдена, все на своих местах, автобус загружен, пора и в путь. Но тут доходит: едем в школу. От психического потрясения заваливаюсь досыпать...

Очнулся. Вокруг появляются образы и контуры, вот и слух восстановился: слышны крики, знакомые крики. Окончательно осознал окружающую обстановку: контуры - автбус изнутри; образы - сотоварищи-наалешники. Осталось одно - крики. Так, начинаю усиленно соображать: так как кроме водителя и массы наалешников в этом автобусе никого нет, то это кто-то из них. (Тут надо отметить, что, кроме "Наале" 1999 года - это мы, в киббуце / школе / автобусе заканчивает обитание и другая группа, 1997 года.) Соображение второе: только наши девочки могут так верещать, ага, это девочки! Ну вот, все разъяснилось; под уже привычное верещание, успокоившись, засыпаю...

Проснулся. Это уже в третий раз за сегодня. Нужно что-то делать. Вид из окна великолепный; знакомые иерусалимские пейзажи: сначала горно-предгородской, после - холмисто-внутригородской. Но вот подъезжаем к Джойнту. По левую руку - канцелярия премьер-министра, банк Израиля, верховный суд. После сворачиваем к школе, и позади остается кампус Еврейского университета, что на холмах Гиват-Рама. За окном меняется пейзаж: на носу оказывается шлагбаум, преграждающий въезд в школу. Да, именно сейчас нужно сходить. Об этом свидетельствуют засуетившиеся соседи и стремительно падающая скорость автобуса, а вместе с тем и скорость соседей. Двери открыты, путь свободен. Спасибо за поездку водителю, а также нам, пассажирам.

Вход в школу охраняет внушительного вида охранник, внушающий посетителям не столько страх, сколько уважение к школе. Со страхом наполовину с отвращением захожу в школу. При этом, быстро сосчитав сумму половинок, получаю, что их (половинок) 3! Парадокс! Вот такова она, не познанная еще до конца наукой человеческая натура.

Дверь в класс появилась перед моим взором, оказавшись вдруг продолженим пола, неожиданно вставшего перпендикулярно самому себе. Это, наверное, потому, что нос, а с ним глаза и вся остальная голова, были опущены вниз, в то время как дверь, плавно влившись в зону видимости, продолжила ровное течение пола.

Стоп! Умные мысли или пародии на них перед уроками грозят расстройством желудка. Звонок, я за партой. Учительница входит мучительно медленно. Первый иврит, как и большинство первых уроков нашей пятидневной учебной недели.

Урок все еще идет, и вместе с ним, хотя и по другому руслу, текут мои мыслительные процессы. Русел два, они параллельны друг другу, и, как известно из Евклидовой геометрии, не пересекаются. Плохо, в уроке не участвую, нужно выбирать одно из двух. Так как течение урока не изменишь, усилием воли направляю поток мыслей в русло урока. От бурного смешения волн сбиваюсь с толку, и, чуть не захлебнувшись, всплываю к самому концу урока.

Где-то рядом прозвенел звонок, словно корабельный колокол, извещающий о близости суши. Да, перемена для наалешника как суша для моряка. Подобно моряку, сразу оживляющемуся при выходе на сушу, с началом перемены наалешник отходит от сна после урока. Моряку хочется общения, для этого он идет в кабак или в другое увеселительное заведение. Наалешник тоже жаждет общаться, но, в отличие от бывалого моряка, жаждущего приключений, наалешник не идет знакомиться со школьниками-израильтянами, а ютится в своей классной комнате и обменивается с согруппниками репликами на философские темы, а иногда вылазит на свежий воздух прогуляться до ближайшего университета, причем с теми же согруппниками и теми же репликами. Все это совершает в течение перемены умный наалешник, а глупый сидит и размышляет про себя о течении жизни и пропускает всю перемену.

Вот опять прозвенел звонок, такой же, как был пять минут назад. В класс входит учитель, и все начинается сначала, а длиться это будет еще года два.